IV. B. Понимание структурных проблем
Одна из трудностей с аргументом "нечего скрывать" — то, что он рассматривает внутренний ущерб в отличие от структурного. По иронии, лежащая в основе концепция ущерба разделяется и теми, кто защищает более высокую защиту приватности и теми, кто привержен убеждениям о конфликтующих интересах приватности. Например профессор права Энн Бартоу убеждена, что я ошибочно описываю разновидности ущерба приватности тем методом, к которому я был вынужден прибегнуть в своей статье "Таксономия приватности", где я предоставил конструкцию понимания множества различных проблем приватности. Первичное возражение от Бартоу к моей таксономии в том, что "очерчивание ущербов приватности в сухих, аналитических терминах, которые не могут в достаточной степени идентифицировать и представить в одушевлённом виде те насильственные пути, которыми нарушения приватности могут оказать негативное влияние на жизнь людей, помимо того чтобы вызывать чувство беспокойства". Бартоу утверждает, что таксономия не имеет "достаточного количества мёртвых тел" и в такой приватности "не хватает крови и смертей или хотя-бы переломанных костей и мешков с деньгами, что дистанцирует вред приватности от других категорий законов о правонарушениях".
В большинстве проблем приватности мёртвые тела отсутствуют. Конечно, есть исключительные случаи, такие как убийство Ребекки Шэфер, актрисы, которая была убита своим преследователем, который смог получить её адрес из записей департамента автоинспекции. Этот инциндент повлиял на Конгресс в принятии "Акта о защите приватности водительских записей". Если это стандарт в распознавании проблем приватности, то слишком мало проблем приватности будет распознано. Ужасающие случаи нетипичны и целью моей таксономии являлась необходимость раскрыть, что большинство проблем приватности всё ещё несут вред, независимо от этого факта.
Наблюдение Бартоу в действительности очень близко к аргументу "нечего скрывать". Такое усовершенствование аргумента "нечего скрывать" подразумевает частную разновидность внутреннего ущерба приватности, когда приватность нарушается только когда кто-то подвергается глубоко смущающему или дискредитирующему изобличению. Вопрос Бартоу об ужасных историях отражает сходное желание найти разновидности внутреннего ущерба приватности (Прим. перев.: имеются ввиду травматические последствия или переживания от нарушения чьей-либо приватности). Проблема в том, что не все виды ущерба приватности такого рода. Суммируя всё вышесказанное, приватность — это не фильм ужасов и требование предоставить больше осязаемых разновидностей вреда во многих случаях будет затруднительно. Даже если вред оценивается очень высоко, он всё ещё не ощущается сенсационным.
Во многих примерах угрозы по отношению к приватности исходят не от единственных и исключительных актов, а из медленных серий относительно слабых актов, которые начинают постепенно накапливаться. Таким образом проблемы приватности напоминают определённые виды ущерба окружающей среде, длящиеся в течении времени посредством серий небольших актов от различных действующих лиц. Бартоу хочет указать на "крупный разлив нефти", но постепенное загрязнение многими действующими лицами часто создаёт более серьёзные проблемы.
Закон часто борется против распознавания видов вреда, которые не ведут к затруднительным положениям, унижениям, физическому или психологическому ущербу. Например, после атак 11 сентября, множество авиалиний отдали записи о своих пассажирах федеральным агентствам, напрямую нарушив свои обязательства по сохранению приватности. Федеральные агентства использовали эти данные для изучения безопасности на авиамаршрутах. Группа пассажиров подала иск против Northwest Airlines всвязи с разглашением их персональной информации. Одной из жалоб было то, что Northwest Airlines нарушила условия своего контракта с пассажирами. В процессе Dyer против Northwest Airlines Corp. суд отклонил жалобы о контракте, поскольку "обобщённые утверждения о политике компании не дают повода для жалоб о нарушении контракта", пассажиры никогда не утверждали, что они полагались на эти политики или даже читали их и они "не могут ссылаться на какое-бы ни было нарушение контракта, вытекающее из данного нарушения". Другой суд выдал аналогичное заключение.
Несмотря на оценки качества постановлений в делах о контрактах, эти случаи отражают сложности с законной системой в рассмотрении проблем приватности. Разглашение пассажирских записей представляется как "нарушение конфиденциальности". Проблемы, вызываемые нарушениями конфиденциальности не просто включают в себя чьи-то индивидуальные эмоциональные страдания, они включают нарушение доверия в отношениях. Есть большая социальная ценность в том, что гарантированные обязательства будут соблюдаться и на этом основании поддерживаются отношения между бизнесом и его клиентами. Проблема вторичного использования также приложима к этому случаю. Вторичное использование вовлекает данные, собранные с одной целью, для других, несвязанных целей без согласия людей. Авиалинии отдали информацию о пассажирах властям для совершенно других целей в отличие от тех, ради которых она собиралась изначально. Проблема вторичного использования часто не приводит к финансовому или даже психологическому ущербу. Вместо этого вред проявляется в виде смещения баланса власти. По Дайеру данные были подвергнуты распространению способом, игнорирующим интересы пассажиров, несмотря на обязательства, даваемые политикой приватности. Даже если пассажиров эта политика приватности не волнует, существует социальная ценность в том, чтобы быть уверенными, что компании соблюдают установленные ограничения в способах, которыми они используют персональную информацию. Иначе установленные ограничения становятся бесмысленными и компании могут безгранично использовать данные по своему усмотрению. Такое состояние дел может поставить практически всех потребителей в позицию, в которой от них ничего не зависит. Таким образом вред является не столько частным вредом по отношению к индивидууму, сколько структурным вредом.
Схожая проблема выплыла в другом случае Smith против Chase Manhattan Bank. Группа истцов подала в суд на Chase Manhattan Bank всвязи с продажей информации о клиентах третьим лицам в нарушение политики приватности, которая утверждала, что информация должна оставаться конфиденциальной. Суд придерживался позиции, что даже если эти нарушения и правда были, истцы не могут доказать никакого актуального ущерба:
Предполагаемый "вред", лежащий в основе этого иска, в том, что группе истцов всего-лишь были предложены продукты и услуги, от которых они могли свободно отказаться. Это не квалифицируется как актуальный вред.
Данная жалоба не ссылается не на один пример, в котором поименованные истцы или группа истцов пострадали от какого-либо актуального вреда при получении нежелательных раздражающих звонков по телефону или нежелательной почты
Точка зрения суда однако не включала нарушение конфиденциальности.
При балансировании приватности против безопасности, виды вреда для приватности часто характеризуются в терминах ущерба, причиняемого нидивидууму, в то время как интересы безопасности часто характеризуются в более широком социальном смысле. Интересы безопасности программ АНБ часто определяют неправильно. На слушаниях Конгресса уполномоченный генерала Альберто Гонзалеса утверждал:
Наши враги слушают, а я не могу помочь, но удивляюсь, если они не качают своими головами от изумления, что кто-то подверг опасности такую чувствительную программу, допустив утечку сведений о её существовании из первоисточника, и они смеются от перспектив того, что мы можем раскрыть ещё больше и возможно даже в одностороннем порядке разооружим себя в отношении ключевых средств в войне против террора
Баланс между приватностью и безопасностью часто оценивается в терминах стоит или не стоит прикрыть определённую активность правительства по сбору информации.
Эта проблема однако часто даже не в том, что АНБ или другое правительственное агентство должно быть допущено к сбору определённых форм информации, скорее это вопрос, какого рода надзор и отчётность мы хотим поместить до того, как власти дойдут до обысков и арестов. Власти могут осуществлять любые виды следственной деятельности при наличии ордера, поддерживаемого обоснованной причиной. Это механизм надзора — он принуждает официальных представителей властей оправдывать свои подозрения в нейтральном суде или магистрате перед тактическими действиями. Например закон об электронной слежке допускает прослушивание, но ограничивает эту практику судебным присмотром, предписывающим процедуры по минимизации широты охвата прослушиванием и требующим представителей правопорядка отчитываться перед судом для предотвращения злоупотреблений. Это те самые процедуры, которые проигнорировала администрация президента Буша, запуская слежку АНБ без ордера. Вопрос не в том, хотим ли мы чтобы власти осуществляли мониторинг такого рода разговоров или исполнительная власть должна придерживаться процедур по надзору, которые Конгресс внёс в закон или должна скрытно игнорировать любой надзор.
Поэтому интересы безопасности не должны взешиваться во всей их тотальности против интересов приватности. Вместо этого, что следует взвесить, так это допустимую ограниченность эффективности правительственной программы слежки и сбора информации при введении судебного надзора и минимизации процедур. Только в случаях когда такие процедуры будут полностью ослаблять правительственную программу, интересы безопасности следует взвесить тотальным образом, вместо допустимой разницы между свободной и ограниченной версиями программы.
Чаще всего баланс между интересами приватности против интересов безопасности имеет место в методе, которым осуществляется множество обманов в отношении приватности путём завышения интересов безопасности. Такова логика аргумента "нечего скрывать". Когда этот аргумент показан в чистом виде и лежащие в его основе допущения изучены и оспорены, мы можем видеть как он одерживает верх в дебатах в своих терминах, в которых он получает власть из нечестного преимущества. Настало время сорвать покровы с аргумента "нечего скрывать".
Назад | Оглавление | Дальше